[Яой] Система [Спаси-Себя-Сам] для Главного Злодея/ The Scum Villain’s [Self-Saving] System - Мосян Тунсю
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если Синьмо выбрал этот момент, чтобы одолеть Ло Бинхэ, все люди в Хуаюэ и на много ли [6] окрест почитай что трупы!
Хватаясь за соломинку, Шэнь Цинцю призвал Сюя из ножен, крикнув:
— Ло Бинхэ, иди сюда! Давай разберёмся с этим раз и навсегда!
Подняв голову, Ло Бинхэ бросил на него исполненный мрачности взгляд. В следующее мгновение он взмыл в воздух, чтобы приземлиться в трёх чи [7] от Шэнь Цинцю, и поднял руку, окружая эту часть крыши куполом, отрезавшим их от остального мира.
— Разберёмся, говоришь? — злобный хохот исказил лицо Ло Бинхэ. — И как же ты собираешься это сделать? Учитель, неужто ты всё ещё думаешь, что это возможно после всего, что было?
«А какие у тебя предложения?» — с досадливым вздохом подумал Шэнь Цинцю.
Хоть у него в руке был обнажённый меч, он не собирался скрещивать его с Синьмо. На самом деле, в настоящий момент он не был уверен, что вообще на это способен.
— По правде говоря, мне нечего сказать, — не кривя душой, выдохнул Шэнь Цинцю. — Как ни юли, от судьбы не убежишь.
— От судьбы? — оскалился Ло Бинхэ. — Какой такой судьбы? Той, что предписывает другим издеваться над четырёхлеткой, которому не к кому воззвать о помощи? Или обрекает на мучительную голодную смерть старушку, от которой никто не видел ничего, кроме добра?
С каждой фразой он напористо шагал вперёд, продолжая перечень своих обид:
— Или заставляющей меня сражаться с собаками за объедки? Или дозволяющей тому, кого я боготворил всем сердцем, покинуть меня, обмануть и предать, обрекая меня на существование в месте, что хуже любой преисподней? — Переведя дыхание, он произнёс: — Учитель, скажи… Теперь я достаточно силён? Известно ли тебе, как я жил все эти годы там, куда не проникает ни единый луч солнца? За эти три года в Бесконечной бездне не было ни единого мгновения, когда бы я не думал об учителе. О том, почему он так поступил со мной, не дав мне ни единого шанса объясниться и вымолить прощение. И теперь ты хочешь сказать, что всё это — не что иное, как воля судьбы? Я так долго раздумывал над этим, и теперь, кажется, наконец понял. — В улыбке Ло Бинхэ проявилось что-то первозданно жестокое. — Ничто не имеет значения, кроме осуществления моих желаний. Судьбы же вовсе не существует, а если она и есть, то ей предстоит быть попранной моей пятой!
Пламенное солнце стояло в зените, последние клочья облаков истаяли без следа. Палящие лучи заливали весь город, заставляя крыши сверкать, будто позолоченные.
Шэнь Цинцю наконец опустил взгляд. Из-за того, что он неотрывно следил за солнцем, глаза нещадно слезились.
Даже если подобный финал был неотвратим, он и впрямь потрудился на славу, превращая светлого жизнерадостного мальчика в этого озлобленного на весь мир юнца. Желая удержать ученика от впадения в крайности, он лишь усугубил ситуацию, подпитав тем самым огонь его лютой ненависти.
При виде выражения его лица Ло Бинхэ осёкся — он был, мало сказать, поражён подобной реакцией учителя, но в то самое мгновение его голову пронзила острая боль. Стиснув зубы, он что было сил ухватился за рукоять Синьмо, который пытался вырваться из его рук.
Похоже, дело дрянь. Этого нельзя было допускать ни в коем случае!
— Не дай ему подчинить твоё сердце! — тихо воззвал к нему Шэнь Цинцю.
Услышав этот голос, Ло Бинхэ словно бы перенёсся в годы обучения на пике Цинцзин.
Теперь ему было ещё труднее совладать с собой. Казалось, его разум нещадно кромсают острым ножом, а из Синьмо вырываются языки испепеляющего чёрного пламени.
На сей раз ему пришлось куда тяжелее, чем когда в прошлом меч пытался захватить контроль; скрючившийся от непереносимой боли Ло Бинхэ внезапно почувствовал, как кто-то бережно обнял его.
С этим прикосновением в его тело хлынул мощный поток духовной энергии, словно прорвав плотину охватившей его разум тьмы; дарованное им облегчение было сродни проливному ливню после длительной засухи. В этом светлом потоке мгновенно растворилась тёмная энергия загнавшего его в тупик Синьмо.
Дыхание Ло Бинхэ постепенно выровнялось, и мир начал приобретать прежние очертания, когда его слуха достигли леденящие сердце слова:
— Это же саморазрушение!
Собравшиеся на крыше чуть поодаль потрясённо восклицали:
— Шэнь Цинцю только что уничтожил себя!
В этот момент заклинатель наконец разжал руки, выпуская Ло Бинхэ из объятий, и сделал нетвёрдый шаг назад.
Меч Сюя выпал из руки. Его владелец только что израсходовал всю духовную энергию, за счёт которой существовал меч, и он рассыпался на осколки, так и не достигнув поверхности крыши.
У Шэнь Цинцю издавна была дурная привычка сглатывать подступающую к горлу кровь, но нынче он уже не мог сдержать её поток.
Отдав всю свою духовную энергию, он теперь был беспомощнее обычного человека. Его голос был еле слышен — казалось, его сносил малейший порыв ветра — и всё же Ло Бинхэ ясно разобрал каждое слово:
— Сегодня я расплачусь с тобой за всё былое.
Это прозвучало прощальным напутствием.
После этого он попятился назад — и рухнул с крыши.
Поначалу Ло Бинхэ просто уставился на него непонимающим взглядом — в это мгновение время словно замедлилось в несколько раз, так что Шэнь Цинцю падал невыносимо долго.
Казалось, его тело парит в воздухе, словно заляпанный кровью воздушный змей [8]. Когда Ло Бинхэ наконец вышел из ступора, ринувшись вниз, чтобы подхватить тело Шэнь Цинцю, то обнаружил, что оно едва ли тяжелее настоящего бумажного змея — лишившись энергии, оно стало столь невесомым и хрупким, что мнилось, будто его так же легко порвать неосторожным движением.
Но этого и не нужно было делать. Это тело уже было сломано.
Ло Бинхэ всё ещё был не в силах поверить в случившееся.
Разве учитель не ненавидел его народ больше всего на свете?
Разве он не потому держал ученика на расстоянии, словно проведя между ними чёткую границу?
Тогда откуда взялась нежность в его голосе, когда он сказал Ло Бинхэ, что тот не должен позволить мечу подчинить своё сердце, столь же всесокрушающая, как тогда, в последнее мгновение?
…и почему он уничтожил свою душу, чтобы помочь Ло Бинхэ справиться с атакой Синьмо?
Словно сквозь туман до него долетали злобные выкрики: «Казнить демона!» и «Справедливость превыше верности [9]». В сознании Ло Бинхэ творилась такая неразбериха, что всё,